Беовульф.30

Там, за чашей медовой, седой боец, не забывший убитых своих соратников, он, печальный, глядя сумрачно на знакомый клинок, станет сердце юного витязя бередить да испытывать, разжигая в нем пламя кровоотмщения: "Узнаешь ли ты, друг, меч прославленный, твоего отца драгоценный клинок, послуживший ему в том сражении, где он пал, шлемоносец-воитель, в сече с данами, где, разбив нашу рать,- без отмщенья погибшую,- беспощадные Скильдинги одержали верх? А теперь в этом зале сын убийцы сидит, той добычей кичащийся, окровавленным лезвием, тем наследьем, что по праву тебе причитается!" И такими речами распаляет он воина, подстрекает, покуда за дела отца сын не поплатится, не падет окровавленный под ударами лезвия дан-пришелец, слуга Фреавару; хадобард же спасется, ибо знает он все дороги в краю отеческом. И пойдет разлад: клятвы нарушатся, вспыхнет ярость в сердце Ингельда, пыл воинственный, а любовь к жене охладеет в нем. Хадобардам я не верил бы - ни в их верность, ни в дружбу с данами, ни в согласье бессрочное! А теперь пора, о даритель сокровищ, рассказать и о Гренделе; я поведаю, как сошлись мы с ним врукопашную: чуть запал за пригорки самоцвет небес, к нам ворвалось злое чудище, лютый недруг, в дружинный зал, где мы стражу держали; первым Хандскио пал от рук его, муж, Судьбою-владычицей обреченный на смерть, - и, припав к нему мечезубым ртом, Грендель мерзостный соплеменника нашего разодрал в куски и насытился человечиной; но прожорливый из чертога дружинного не спешил бежать сыроядец, вор без поживы, с пустой котомкой,- и ко мне протянул он руку грозную, лапу острокогтистую; на груди у него пребольшой висел крепко сшитый мешок, хитроумно сработанный адской тварью, кошель необъятный из драконьих кож,- и вот в ту мошну он наморился затолкать и меня, безоружного, как и прочих,- да попятился, ибо в ярости я встал на ноги! Долго сказывать, как я сквитывался с людоедом,- но этой битвой преумножил я, о народоправитель, славу нашего племени! Враг успел бежать - но не долго жить оставалось ему, ибо в Хеороте он утратил плечо с предплечьем,- обессиленный в омут кинулся адский выходец. Нас на радости Скильдинг державный наградил золотыми пластинами и несметной казной, и воссели мы поутру за веселый пир - пело воинство, ликовала рать; сам же Скильдинг седой, многоопытный нам поведывал о былых временах - и словам его арфа вторила, сладкозвучное дерево, - то он пел нам песни безрадостные, то предания сказывал чудо-истинные, властитель милостивый, то с тоской вспоминал годы минувшие, силу юности, сокрушенную временем,- сердце старца печалью полнилось, горькой скорбью по невозвратимому. Так с утра пировали мы, пили брагу до вечера, а когда над хороминой тьма распростерлась, матерь Гренделя вознамерилась кровью выместить смерть единственного сына, павшего в схватке с гаутами; и средь ночи это женочудовище погубило героя неповинного - жизнь покинул старейшина ратный, старый Эскхере,- и не было поутру тело мужа пламени предано, и, оплакав сородича, даны горестные не могли на костер возложить его, ибо жертву свою в горный водоворот утащила врагиня кроваворукая. То для Хродгара, о народе пекущегося, было скорбью, горем великим; стал он жизнью твоей заклинать меня вновь подвигнуться на деяние воинское: и для славы, и ради награды в хлябях ратовать. Там, на дне морском, отыскал я злоизвестную вод владычицу, и схватились мы с ней один на один: океан окровавился, как в подводном чертоге снес я чудо-мечом голову чудищную, избежал я когтей остролезвых - знать, иная мне смерть начертана! - и воздал мне вождь, сын Хальфдана, щедрой платой, дарами несметными!

 

« Пред.		След. »